Слова и буквы again

Пришёл спам с таким текстом в письме:

«Онегин дома заперся,
Меня смущал; но я привык
Где мод воспитанник примерный
Он застрелиться, слава богу,
С мужчинами со всех сторон
Всевышней волею Зевеса
Под небом Африки моей (11),
Где я страдал, где я любил,
Как рано мог уж он тревожить…»

И так далее, ещё несколько таких «строф» с перепутанными строчками. Полный сюр, вобщем. Всякие постмодернисты нервно курят в сторонке.

Прекрасно, по-моему.
Жаль только, что к письму таки-прилагалась картинка с рекламой спамовых рассылок.
Но сама идея, хм, смешная, пожалуй.

«Непонимание — наше шестое чувство»
(П. Вайль)

«Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загородиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.»
(В. Ерофеев, «Москва-Петушки»).

Иногда думаю, правда: «Но не до такой же степени!». Но это от слабости.

(пошёл мыть посуду и думать о вечном)

Хорошая формулировка, раньше не встречал:

«Здесь всё позволено, но ничего не возможно».
Авторство сомнительно, если кто уверен — подскажите.

А ещё восполняю пробел, читаю Хейзингу, «Homo ludens», вот цитата кстати (к какой стати — не скажу):

«Игру отрицать нельзя. Можно отрицать почти все абстрактные понятия: право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Можно отрицать серьёзность. Игру — нельзя» (с. 17)

И ещё, чтобы не забыть — вот важный (мне. сейчас.) кусочек из Мамардашвили.
Как и почему он важен — может быть, напишу, но не сегодня уже.

На ловца и зверь.
Занесло в РГГУ. Зашёл там в лавку (которая «У кентавра») и набрёл на книжку, о которой не так давно думал, что надо бы почитать — «Литературу факта» (сборник материалов работников ЛЕФа). Ну, и купил её, понятно. Начал читать потихонечку. Местами весьма эвристично. А местами — очень смешно. Но даже когда смешно, бывает эвристично. Вот, например, Сергей Третьяков в эссе «Биография вещи» жжёт:
«Итак, не человек одиночка, идущий сквозь строй вещей, а вещь, проходящая сквозь строй людей, — вот методологический приём, представляющийся нам более прогрессивным, чем приёмы классической беллетристики».
И так далее, в том смысле, что хватит копаться психологией человека и пора, наконец, писать о том, как вещи формируют этого самого человека. Ругается на то, что «фигура героя распухает и, вместо того, чтобы … вещами и влиянием быть обусловленной, начинает обуславливаться сама».
Я с этими идеями не слишком согласен, а если и согласен, но с большим количеством оговорок.
Но, сама фраза «вещь, проходящая сквозь строй людей» зацепила. Этой фразой, например, можно описать сюжет «Коллекционной вещи» Тибора Фишера. И придумать, исходя из неё, много других не самых тривиальных, кажется, сюжетиков. У меня в голове что-то роится, но пока ещё недооформилось.

P.S. А вот ещё прекрасное оттуда же, цитата из «Электрификации РСФСР» (!) Степанова-Скворцова: «К сожалению,создание новой литературы идёт у нас с отчаянной медлительностью. <...> Очевидно… по тому убийственно-неотразимому соображению, что «образованный человек» должен знать, по каким этапам двигалась наша общественная мысль… будто всё это — необходимейший элемент «образованности». <...> Нас до сих пор душит филология, избыток словесного образования. Мы с величайшим пылом отдаёмся гробокопательству, которое должны бы осмеять…».

Очередной раз перечитываю, простите уж, Онегина.
До определённого момента не любил Пушкина. А потом что-то как будто понял, и очень оценил. По крайней мере, местами.
Особенно радует его временами проскальзывающая злобность:
«Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей…»

Ага-ага.

Но, с другой стороны: не презираю я их ни разу. Я не жил или не мыслил?

Хе-хе, а Лев Николаевич-то к 1893  году начинает жечь глаголом:

«Мы хотим угодить и Богу  и людям. А это нельзя. Не только почти всегда, но всегда — одно противно другому»

или:

«… чтобы произведение искусства было истиным и заслуживало уважения, надо, чтобы оно было доброе. <...> Для того же, чтоб оно было доброе, оно должно быть согласно с учением об истинном благе». (что не согласно с учением об истинном благе — в печь, я так понимаю?)

Читаю (уже почти прочёл) записные книжки графа Льва Николаевича.
Думал, будет интересно или хотя бы смешно, а оказалось большей частью также занудно, как и всё остальное у него (ну, на мой вкус, ясен пень).

хотя вот это забавно