Архив

Архив раздела ‘проза’

повторение пройденного

9 апреля 2009 Нет комментариев

Откопал свой давнишний текстик, лет пять ему уже. Но как-то зацепил он меня сегодняшнего, решил перепостить. А чего?

Ещё у меня есть претензия,
что я не ковер, не гортензия…
(А. Введенский)

Некий человек умел превращаться в самые различные предметы, те, которые мы привыкли считать неодушевленными. Что в этом такого? Кажется, ничего особенного. По крайней мере, этот самый человек (звали его, скажем, Михаил Фёдорович, только не надо дурных ассоциаций, классик тут не при чём) не видел в этом чего-то экстраординарного. Он с лёгкостью и, даже с некоторой небрежностью превращался в деревья, столы, шариковые ручки, бутерброды, часы, столовые приборы, зажигалки, книги (иногда — в отдельный листок из какой-нибудь книги, а однажды ему взбрело в голову превратиться в отдельную букву на триста сорок второй странице (пятая, строчка сверху, первая буква в слове «может») Большой Советской Энциклопедии) и так далее.
Михаил Фёдорович хорошо знал, то быть неодушевлённым предметом довольно скучно. Но в этих превращениях был один интересный момент, ради которого наш герой тратил львиную долю своего свободного времени на подобны метаморфозы. Превратившись в тот или иной предмет, Михаил Фёдорович терял почти всякую чувствительность и почти ничего не понимал в окружающем мире, кроме одного — своего предназначения. Точнее, предназначения предмета, в который он превратился.
Бутерброд знал только одно — его должны съесть. Часы (как бы это точнее описать) каждое мгновение ожидали наступления следующего. Страница в книге ждала, пока её откроют. Однажды Михаил Фёдорович превратился в гранату. Желание взорваться — очень странное, но ему понравилось. Когда он уставал, он превращался в самые бесполезные предметы, например, в какую-нибудь безделушку, предназначение которой — стоять на полке. В этом сочетании отсутствия каких либо стремлений кроме как «быть» и, одновременно, абсолютная уверенность в осмысленности и нужности такого бездеятельного бытия завораживала его.
Интересно, что в достижении своей цели предметы были совсем неразборчивы. Вилке было всё равно, во что втыкаться, ножу — что резать. Гитара хотела звучать и не важно — были ли причиной звука умелый перебор струн или просто удар об землю. Той самой странице в книге было всё равно, открыли ли ее, чтобы внимательно прочесть или просто, случайно.
Совершенно непонятно почему, но больше всего Михаил Фёдорович любил превращаться в несмазанную, поскрипывающую дверную петлю. Ему ужасно нравилось это ожидание — когда же кто-нибудь откроет дверь и петля сможет пропеть свою короткую, но такую важную для нее песню.

про неожиданности

Довольно давний текстик, но повторю здесь он сейчас кажется довольно уместным.

Самая неожиданность перестаёт быть чем-то неожиданным.
Неожиданного ждут и ждут только неожиданного.
(М. Бахтин, Формы времени и хронотопа в романе)

Некий человек, назовём его Николай Егорович, выходит из подъезда. Вторник, утро, он едет на работу. На первом же перекрёстке его подрезает машина, неожиданно вывернувшая откуда-то из-за угла. Николай Егорович не успевает даже удивиться, как столь же неожиданно из окна на первом этаже раздаётся голос Левитана, объявляющего о начале войны. «Запись, наверное», логично мыслит Николай Егорович и продолжает путь к близлежащей станции метро. Неожиданно его останавливает прохожий и спрашивает, как он относится к третьей симфонии Антона Брукнера. В ответ наш герой мычит что-то невнятное в том смысле, что отношение – никакое.
В метро неожиданно останавливается эскалатор. Поломка, видимо, оказывается серьёзной и приходится спускаться вниз пешком. А эскалатор длинный (наверное, это станция метро «Площадь Ильича»). Машинист поезда умудряется тормозить и трогаться с места в самый неожиданный момент. На выходе из метро Николая Егоровича неожиданно останавливает мент и спрашивает документы. Раньше, надо заметить, с ним такого не случалось. Меньше всего Николай Егорович похож на террориста или злодея.
В дальнейшем в течение дня с Николаем Егоровичем случается масса неожиданностей. Не все это сюрпризы неприятны. Так, например, он неожиданно узнаёт, что ему повысили зарплату. Перечислять все странности здесь ни к чему. Это выйдет длинно и скучно.
Такая неожиданная жизнь продолжается и на следующий день, и в течение всей недели. В выходные неожиданности принимают совсем причудливые формы. Большая часть событий касается интимной жизни героя, поэтому мы не будем рассказывать о них.
В субботу вечером Николай Егорович неожиданно обнаруживает заначенную бутылку водки и с устатку её выпивает. Вообще-то от такого количества алкоголя его обычно тошнит и на следующий день он мучается похмельем. Однако, на сей раз, ничего такого не случается. Слово «неожиданно» мне уже надоело. А как оно надоело к тому времени Николаю Егоровичу!
В следующий понедельник продолжается такой же бардак. Но Николай Егорович обнаруживает, что каким-то странным образом приспособился к беспорядочным событиям. Он понимает, что в любой момент может произойти всё, что угодно. Навряд ли возможно описать, что именно изменилось в его мировосприятии. Но удивляться он перестал. Неожиданное стало ожидаемым. Так он прожил около года.

А потом, однажды, всё вернулось на круги своя и количество неожиданностей резко снизилось. До обычного уровня, к которому привыкли мы с вами.
Надо ли говорить, что переучиваться обратно Николаю Егоровичу было совсем непросто?

Tags: