Слова и буквы again

В этом театре всё очень странно устроено. Режиссёр напоминает сумасшедшего, который только-только вышел из дурки и пытается хоть как-то приспособиться к этому непривычному миру. Иногда он даёт путанные объяснения актёрам, но чаще молча сидит и смотрит, что происходит на сцене. Поговаривают, режиссёр одержим идеей телепатии, и постоянно пытается мысленно сообщить играющим, что именно и как им нужно делать. Те послушно внимают, но то ли режиссёр никакой не телепат, то ли они сами совершенно невосприимчивы к его флюидам, но происходящее на сцене совершенно не совпадает с тем, как оно задумано постановщиком. От этого актёры постоянно чувствуют вину, а режиссёр кипит праведным гневом, но вмешаться и объяснить, что и как нужно делать, он то ли не может, то ли не хочет.
Местный, с позволения сказать, драматург в постоянном запое и с трудом может связать пару слов даже при попытке ответить на простой вопрос «Как дела?». Что уж говорить о тех текстах, которые он гордо называет пьесами. Сюжеты его творений скучны и банальны, что не мешает ему запутываться даже в этих элементарных ходах, нагромождая всё новых и новых действующих лиц, путая реплики местами, увязая в проходных сценах.
Актёры здесь никогда не знают ролей. Некоторые из них пытаются учить текст, но он в последнюю минуту обязательно меняется – то ли из-за прихоти похмельного автора, то ли из-за очередного сумасбродства сбрендившего режиссёра. В результате, выходя на сцену, актёр очень смутно представляет, что там сейчас будет происходить. Из-за этого его реплики и поступки часто оказываются совершенно нелогичны и абсурдны. До некоторых пор на это даже забавно смотреть, но такой сумбур быстро надоедает, а иногда начинает пугать.
Музыка, сопровождающая действие, здесь всегда не к месту. Она только путает и без того обалдевшего зрителя, давит бесконечными диссонансами. Когда хочется тишины – она грохочет и завывает, когда тишина кажется неуместной и даже невыносимой – она смолкает. Декорации в этом театре либо поражают своим убожеством и топорностью, либо давят напыщенностью и чрезмерной роскошью. И в том, и в другом случае они никак не помогают действию, актёры почти всегда чувствуют себя неуютно. Бутафоры же подбавляют масла в огонь, вытаскивая на сцену к очередной постановке всё более и более нелепые предметы, так что сцена временами напоминает свалку ненужных вещей. Среди этих, как правило, совершенно разрозненных и несовместимых друг с другом предметов, натыкаясь на острые углы, спотыкаясь о всякий мусор, бродят потерянные актёры, силясь вспомнить свой текст и стараясь хоть как-то доиграть очередную пьесу.
Зрителей с улицы сюда не допускают. Более того, попасть в этот театр практически невозможно никому, кроме актёров и сотрудников театра. Но, тем не менее, партер и ложи здесь всегда заполнены. Каждое утро труппа собирается в специальном помещении, и все тянут жребий, кому сегодня представлять на сцене, а кому быть зрителем. Труппа большая и поэтому аншлаг всегда обеспечен. Кроме того, публика, благодаря такой системе, оказывается очень внимательной и понимающий – ведь каждый может оказаться на сцене в роли актёра завтра, послезавтра или через неделю.
Но иногда, быть может, раз во много лет, происходит удивительная вещь: постановка удаётся. Автора пьесы между запоями посещает вдохновение, и он пишет гениальный текст, в которых каждая реплика на своём месте, каждый поворот сюжета оригинален и одновременно правдив. Режиссёр неожиданно бросает свои телепатические эксперименты и работает с актёрами, внятно объясняя им, как он видит ту или иную сцену. Актёры знают свои роли, а если и забывают детали, то импровизируют так, что сам автор пьесы начинает им завидовать – настолько умело они подбирают слова, настолько тонко они чувствуют ход действия. Декораторы, осветители, звукорежиссёры неожиданно наводят порядок в своём хозяйстве оформляют пьесу так, что происходящее на сцене кажется совершенно естественным, звук, свет, обстановка усиливают действие естественно и точно дополняя его.
Некоторые считают, что в такие вечера лучше оказаться среди зрителей, потому что видеть происходящее – это огромное удовольствие. Некоторые полагают, что лучше оказаться при этом актёром, потому что участвовать в таком действе – дело увлекательное и захватывающее. А кое-кто имеет на этот счёт чёткого мнения. Они считают, что это не так уж и важно – по какую сторону рампы ты окажешься в этот момент. Важно, говорят они, что такие удачи случаются. Быть может, всё-таки этот театр существует не зря, замечают они.