Сказка
По просьбе zh_an
Жило-было одно дерево. Звали его, кажется, Вар’хну. Это был обычный городской ясень, один из многих, что растёт в нашем городе. Вар’хну стоял в небольшом парке на окраине города. Его окружали соседи — ясени, клёны, небольшие рябины, кусты с невнятными названиями. С кем-то из них он дружил, кто-то был ему неприятен или непонятен. Самый ближайший сосед, старый, уже начинающий засыхать ясень, например, был чрезвычайно молчалив и Вар’хну за много лет не перемолвился с ним и словом. При этом он часто и помногу болтал с клёнами и молодыми рябинками. Говорили они обо всём, что только можно придумать. О погоде, о своих зимних снах, обсуждали пролетающих птиц, пересказывали друг другу сплетни, принесённые болтливым ветром, рассуждали о смысле смены времён года, травили свои деревянные анекдоты, подтрунивали над молчуном-ясенем или над молодыми кустиками.
По ночам большая часть деревьев дремала. Вар’хну же часто не спал по ночам. Он любил тишину и безветрие ясной летней ночи, ему нравилось разглядывать ассиметричное лицо Луны, вслушиваться в чуть заметные шорохи ночной жизни внизу, под ногами, где сновали странные насекомые и мелкие зверьки.
А ещё его очень интересовали огни, видневшиеся на краю парка. Там проходила самая обычная московская улица и огни эти были самыми обычными уличными фонарями. Так говорили деревья, слышавшие это от соседей, которые, по цепочке передавали рассказы деревьев на окраине о жизни за пределами парка. Но почему-то Вар’хну казалось, что это не так. Нет, не верно. Ему казалось, что в этих словах – «уличные фонари», «улица» — не хватает чего-то очень важного. Какой-то правды. Он и сам себе не мог объяснить, что же его смущает. И огни притягивали его внимание и короткими летними ночами он всматривался в них, в надежде узнать эту самую непонятную правду.
Однажды ночью он стол, чуть покачиваясь под порывами ветра, который неожиданно прилетел под вечер со стороны юга не давал покою почти всю ночь. Он, по привычке, смотрел на огни «фонарей» и даже что-то тихонько бормотал себе под нос, рассуждая о неизведанности того мира, отголоски и от звуки которого он мог наблюдать, но в котором ему никогда не было суждено побывать самолично.
Вдруг он услышал незнакомый голос прямо рядом с собой. Вар’хну вздрогнул всеми ветвями и, спустя секунду понял, что это говорил старый ясень.
— Там всё совсем по-другому…
— Где? — осторожно поинтересовался Вар’хну.
— Там, где фонари.
— А что там? Ты там бывал?
— Там — Город. Там — Люди. Там — Машины. Всё другое. Я сам там не бывал. Мне ворона рассказывала, когда я ещё совсем молодой был.
— Ворона? — удивился Вар’хну. Деревья могут разговаривать с птицами, но почти никогда этого не делают. И птицы, и деревья обычно считают ниже своего достоинства разговаривать друг с другом.
— Хм, ну, да, ворона. Пролетала мимо, присела на ветку. А я тоже давно интересовался, что там, где светятся фонари. Она и рассказала.
— Ну, и что?
— Сложно рассказать. Совсем другая жизнь. Я после этого разговора очень много думал о том мире, пытался его представить, но, кажется, так и не смог. Слишком всё по-другому. Вот, ты разговаривал когда-нибудь с птицами?
— Ну-у-у, — протянул Вар’хну. – Пытался несколько раз, но они как-то непонятно говорят. То есть, язык-то понятен, а вот о смысл того, что они рассказывают – не очень.
— Вот-вот. Я тогда ворону старательно слушал, каждое слово запомнил, а, всё-таки, что она хотела сказать – так до сих пор и не понял. Птицы совсем не так, как мы живут. А уж город, в котором фонари – и подавно. Совсем по-другому.
— Что ты заладил – «по-другому», «по-другому»!
— Да, потому что больше и сказать-то толком нечего. Представь себе: земля там покрыта камнем, причём её специально покрывают, там почти нет зверей – только много-много людей, которые постоянно ходят, бегают, прыгают, разговаривают по-своему, ни днём, ни ночью не успокаиваются, хотя что они делают никому не понятно. Сам знаешь – вороны умные, но даже они не понимают, что там, собственно, происходит. Много, очень много движения и звуков. И совсем ничего не понятно.
— Да-а-а… – только и смог сказать Вар’хну.
— Вот так вот. Стою я здесь и всё пытаюсь представить такое. Не получается, кажется, – добавил старый ясень и привычно замолчал.
Вар’хну тоже замолк и стал пристально всматриваться в далёкие огни фонарей, стараясь представить этот самый непонятный и бесконечно далёкий для него город, эту сутолоку (впрочем, он и слов-то таки не знал), это бесконечное торопливое движение, эту странную жизнь.
«А всё-таки, — подумал он, — у них такие фонари. Так хорошо по ночам смотреть на них, на этот чуть подрагивающий желтоватый свет. Может быть, именно ради этих фонарей вся суета?…»